– А я тут ваше величество, заселился, обстраиваюсь. Капрал то местный, сбег.

– Раз так, принимай пополнение – я ткнул ногайкой в сторону пьяниц – Запри их до послезавтра. Пусть протрезвеют. Вот тебе человечек в помощь – я кивнул на джуру.

Хлопуша поклонился, молча схватил казаков за шиворот и потащил к себе. На улице почти стемнело, генералы разожгли факелы. Я же повернулся к Овчинникову:

– Андрей Афанасьевич, надо на ночь разъезды по городу пустить. Будь любезен, распорядись!

Мы отправились дальше и я даже не удивился, когда уже на следующем перекрестке мы столкнулись судя по малахаям с двумя башкирами, которые тащили в четыре руки расписной сундук. За ними бежала растрепанная простоволосая молодая девушка в разорванной душегрейке. Она цеплялась за ящик, азиаты ее со смехом отталкивали. Увидев нас, девушка повалилась на колени, закричала:

– Ой, родные, государи мои!.. Спасите! Я ж невеста… Это ж мой сундук, с приданым!

Башкиры бросили сундук, схватились за сабли.

– А ну на колени перед царем, сучьи дети – закричал Творогов.

– Встань, милая, – я слез с коня, подхватив девушку под мышки, поднял ее, как перышко – Как тебя звать-величать?

– Марья.

– Искусница? – пошутил я.

Тем временем Творогов и Овчинников наезжали конями на башкир. Те достали сабли и отходили к стене дома. Я пожалел, что почистив пистолеты, так и не зарядил их. Все некогда было. Да и охрану надо было взять, а не надеяться на генералов.

– Что будем с ними делать? – Овчинников передал свой факел Творогову.

– Руби их к псам – я решился посмотреть, чего стоит Андрей. И тот показал класс. Дал шенкелей жеребцу, тот с места прыгнул вперед. Я даже не заметил, как в руках привставшего в стременах генерала оказались сабли – так быстро он их выхватил. Чирк, чирк и башкиры валятся на землю, хрипя и зажимая горло.

Девушка визжит, по земле течет кровь.

– Любо Андрей Афанасьевич! – одобрил Творогов, светя факелом – Кончаются

Глава 4

Конец дня проходит стремительно. Я пытаюсь успеть везде и нигде толком задерживаюсь. На объезде, захватив с собой Марью и ее сундук, мы сначала посещаем местный госпиталь. Два полковых врача не сбежали и даже перевязали раненых. Делаю себе еще одну пометку в памяти поговорить с эскулапами. Отворять кровь больным – это совсем не то, что лечит болезни.

Разговариваю с ранеными казачками, одариваю их золотыми рублями. Пугачевцы довольны. Заехав в казармы и проведав сотни, осматриваю тюрьму. Тут распоряжается Чика.

– Всех заперли пока по камерам да казметам. Офицериков, да с пару сотен солдат ренбурхских. Еле влезли.

– Так много? – удивляюсь я.

– Сдались на твою милость. Готовы присягу дать.

– Все завтра – я от усталости уже валюсь с ног, а день то еще не закончился!

После тюрьмы нахожу разграбленную лавку золотых дел мастера. Грустный чернявый мужичек, в чьем виде легко угадываются семитские корни встречает нас поклонами. Не ропщет, не ругается. Имя у мастера впрочем, оказывается вполне русское – Авдей. На грозный вопрос Овчинникова, который при чернявом оттирает кровь с сабель – «Не выкрест ли ты?» Авдей обреченно кивает головой. Ясно. Евреям в Россию въезд запрещен. Но если ты отказался от веры отцов, крестился… Многие двери перед тобой открываются.

Я компенсирую мастеру раззорение лавки, выдаю золото из запасов губернатора. Пытаюсь договориться об изготовлении отличительных знаков. Надо как-то выделить моих начальных людей. Авдей обещает что-нибудь придумать. Обсуждаем внешний вид знаков. Мастер смотрит на меня печальными глазами, в которых видна толика удивления.

– Такового я еще не делал. Но у меня остались в тайничке, царь-батюшка, заготовки медалек для Вольного экономического обчества. Оренбургские чиновники заказали. Из них могу изделать по твоему слову.

Вот это новость.

– И что за звери эти экономы? – поинтересовался я. В преданиях о Праотце ни слова не говорилось, что в Оренбурге жили какие-то экономисты.

– Некто Рычков – ответил мне Авдей – Большой учености человек!

– Сбег поди – качает головой Овчинников – А может казачки споймают.

– Тады и глянем в мошне сколько Рычков наэкономил – смеется Творогов.

Споймали. И не только его. К нашему возвращению к губернаторскому дому тут стоит под охраной группа мужчин и женщин. Толстая, надменная губернаторша в шубке. Выводок ее взрослых детей – девушек и юношей, плешивый мужчина лет 50-ти в сюртуке.

– Пытались затемно сбежать через валы – пояснил один из казаков, рассказывая кого поймали.

– Да как ты смеешь, быдло яицкое! – губернаторша брызгает слюной, бьется в руках казаков.

– Маша – я оборачиваюсь к спасенной девушке – Мне нужна помощница домоправительницы. Плачу хорошо, пять рублей в месяц.

У окружающих отваливаются челюсти. Извозчик канцелярии армейского штаба, получает 50 коп в месяц, сержант – 3,75 рубля, оклад асессора (гражданская должность, соответствующая воинскому званию майора) составляет 37 рублей с полтиной.

Мария краснеет, бледнеет, тихо произносит – Куда мне сироте податься, я согласная.

– Бери вот этих девиц – я указываю на двух дочек губернатора – Они теперь здешние служанки. Дом мыть, чистить, мне баню истопить.

Губернаторшу сейчас хватит инфаркт. Она хватает воздух губами, пытается что-то сказать. Я демонстративно достаю незаряженный пистолет, играю им в руках. На крыльцо выходит напряженная Татьяна Харлова. Одна.

– Вот, Татьяна Григорьевна! – я указываю стволом на губернаторшу – Нашел вам прачку. Буде вести себя дерзко – велю пороть на главной площади прилюдно.

Теперь уже все таращат на меня глаза. Пороть дворян?? При Петре то можно было, а вот Екатерина отменила телесные наказания. Губернаторша пытается изобразить обморок.

– Петр Федорович, окститесь! – тихо говорит мне Харлова на ухо – Это же лучшие люди Оренбурга! Они дворяне.

– Кончились дворяне, Татьяна Григорьевна – я тоже наклоняюсь к уху вдовы – Или лучше, чтобы казачки их убили или они замерзли в степи? Пусть пока так – и уже громче, для всех – А это Мария, ваша помощница. Будет руководить служанками.

Губернаторские девицы бледнеют, кусают губы. И молчат. А как не молчать, если рядом играют плетками казаки?

– Что с хлопцами будем делать? – Овчинников тыкает в трех сыновей Рейнсдорпа.

– Отдай в сотни, в джуры.

– Забреем в рекруты – генерал смеется.

– Умоляю! – губернаторша пытается взять меня за руку, но я киваю казакам и те ее утаскивают. Овчинников с Творговым уводят сыновей, Татьяна – Марию и дочерей. Остается лишь один человек – тот самый плешивый мужчина.

– Рычков. Петр Иванович – представляется он, заискивающе заглядывая мне в глаза – Смею надеяться, что надо мной не будет учинено насилие?

– Зайдем в дом – я уже порядком замерз и мне хотелось чем-нибудь согреться. Мимо поста казаков, мы прошли в ту же самую гостиную, в которой пировали с генералами. К моему удивлению, не прошло и пяти минут, как Харлова лично принесла черный чай в чашках. Боже! Что это был за напиток! Амброзия. Только попробовав местный чай, я понял какую бурду в пакетиках мы пили в будущем.

– С последнего китайского каравана – пояснила Татьяна в ответ на мой вопросительный взгляд – Все в Оренбурге знали, что Иван Андреевич брал с купцов не только деньгами…

Ага, а вот и разгадка огромной казны в подвале. Видимо там Рейнсдорп хранил свой бакшиш. А взятки с китайских караванов – это огромные деньги. Интересно, а губернатор «засылал» наверх? А если да, то кому? Орловым?

– Петр Федорович – Харлова опустила взгляд – Умоляю, пересмотри свое решение насчет Елены Никаноровны.

– Кто это? – удивился я.

– Супруга губернатора. Она не переживет подобного урона чести!

– Очень даже переживет.

Опыт жизни российских дворян после революции – тому пример.

– Предлагаю пари – я посмотрел на тихо сидящего в углу Рычкова – Если она откажется стирать и сбежит… – тут я задумался, чтобы поставить на кон – Я отпускаю из слуг ее дочерей. Пристрою их на чистую работу.